Одиннадцатое правило волшебника, или Исповедница - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Вдруг, словно молнией, его озарило, что, скорее всего, это она и есть.

Он напомнил себе, что нельзя позволять воображениям овладевать собой. Он воззвал к своей храбрости.

— О чём это вы толкуете?

Рука под тёмным плащом указала на него. Он не видел саму руку, только ниспадающую складку ткани.

«Отсчёт твоего времени начинается с сегодняшнего дня, Ричард Рал, с первым днём зимы. В твоём распоряжении ровно один год, чтобы завершить очищение».

Тревожный образ чего-то слишком знакомого пришёл на ум: шкатулки Одена. Словно читая его мысли, тысяча шепотов мертвецов произнесло:

«Ты — новый игрок, Ричард Рал. В связи с этим, сроки игры вновь переустановлены. Новый отсчёт пойдёт с этого дня, первого дня зимы»

Чуть меньше трёх лет назад, Ричард жил свой мирной жизнью в Вестландии. Вся цепочка событий началась, когда его реальный отец Даркен Рал, наконец, коснулся своими руками шкатулок Одена и был первым, кто ввёл их в игру. Это случилось в первый день зимы четыре года назад.

Ключом, что мог поведать о трёх шкатулках Одена, а главное — какую именно из них нужно открыть, была «Книга Сочтённых Теней». Ричард выучил наизусть эту книгу, будучи юношей.

Но, поскольку он потерял свою связь с Даром, он не помнил слова книги; чтобы быть в состоянии прочесть, а более того — запомнить — магическую книгу требовалось обладание магией.

Однако, хотя он и не помнил слов книги, всё же он продолжал помнить свои собственные действия по некоторым основополагающим элементам, на которых, собственно, и была построена книга.

Одним из самых важных элементов использования «Книги Сочтённых Теней», была проверка, правильно ли Ричард излагал то, что хранил в своей памяти, подтверждение правильности того ключевого звена, который укажет на то, какую шкатулку Одена открыть.

В самой книге оговаривались и средства проверки. И это средство проверки предполагало участие Исповедницы. Кэлен была последней живой Исповедницей.

Только после того, как Ричард приложил неимоверные усилия над собой, ему удалось воспользоваться своим голосом:

— То, о чём Вы говорите — невозможно. Мною ничего не вводилось в игру.

«Ты назван игроком»

— Назван? Назван кем?

«Только то, что ты назван новым игроком, имеет значение. Ты предупреждён, что в твоём распоряжении ровно год с сегодняшнего дня — и ни днём больше — для того, чтобы завершить очищение. Используй правильно своё время, Ричард Рал. Твоя жизнь будет тому ценой, если ты потерпишь неудачу. Вообще любая жизнь будет тому ценой, если ты потерпишь неудачу»

— Но это невозможно! — закричал Ричард и рванулся вперёд, обеими руками обхватывая горло фигуры.

Плащ обвалился. Внутри была пустота. Он услышал слабый, мягкий звук, словно закрылась дверь, ведущая в мир мёртвых.

Всё что он мог увидеть, так это небольшое облако пара от его задыхающегося дыхания, поднимавшегося в чёрную зимнюю ночь.

После того, как казалось, прошла целая вечность, Ричард, наконец, откинулся назад, и, пытаясь укрыть своё дрожащее тело, он накинул плащ, но он так и не смог заставить себя закрыть глаза.

Вдалеке на западе, на горизонте сверкали молнии. Со стороны востока быстро приближался рассвет первого дня зимы.

Между молнией и рассветом, в самом центре врага, исчисляющегося миллионами, лежал Ричард Рал, лидер Империи Д`Хары, прикованный к фургону, поглощённый мыслями о его пленной жене, и о той самой настигшей его третьей беде.

Глава 3

Практически в полном мраке, Кэлен лежала на полу, не способная заснуть. Она могла слышать ровное дыхание Джеганя, который спал на ложе выше.

На декоративном резном деревянном сундуке напротив дальней стены горела единственная масляная лампа, и поскольку её фитиль лишь слегка был опущен, давала блеклое свечение сквозь мрак внутренних покоев императора.

Горящее масло слегка заглушало вонь лагеря: запах сажи костров, зловонного пота, протухшего мусора, уборных, лошадей и других животных, и навоза — всё это смешалось в одну вездесущую вонь.

Почти тем же способом, каким зловонное дыхание смерти ассоциируются, с неизбежно ярким и незабываемым отпечатком в памяти всех тех кишащих личинок и гниющих трупов, что довелось ей повидать по дороге — воспоминания о которых всегда наводят ужас, таким же способом такую мерзкую вещь, как сам Имперский Орден — невозможно вообразить без лагеря с его исключительной всепропитанной вонью, точно также отложившейся в памяти.

С самого начала, как она попала в лагерь, она всегда с большой неприязнью и усилием над собой делала глубокие вдохи. Запах, который остаётся на всем, чего коснутся солдаты Имперского Ордена, для неё навсегда останется связанным с болью, страданием и смертью.

Кэлен была весьма обеспокоена тем, что люди, поддерживающие, воюющие, верящие в истинность убеждений Имперского Ордена, не принадлежат к числу тех, кто ценит мир живых.

Сквозь марлевую ткань, которой были покрыты отдушины на куполе палатки, Кэлен наблюдала неистовые вспышки молний на западе, которые, озаряя небо над головой, предвещали приближающийся шторм.

В палатке императора, с её драпировками, коврами и обитыми стенками, было относительно тихо, и принимая во внимание однообразный шум растянувшегося лагеря, просачивающегося снаружи, было практически не слышно грома, правда, временами рокот грома доносился из-под земли.

Предстоящий дождь собирался ухудшить то ненастье, которое и без того установилось холодной погодой.

Несмотря на то, что Кэлен вымоталась, ей всё же не удавалось прекратить раздумья о том человеке, который ей встретился вначале этого дня, о мужчине, который смотрел на неё из той проезжающей вдоль лагеря клетки, о мужчине с серыми глазами, о человеке, который видел её — смотрел прямо на неё — и окликнул её по имени. Это факт просто взбудоражил её.